Мифы и капуста

[McGrumbler]

Мифы и капуста.

Уж как бы ни хранили духовные ценности, мошенническими лапами сгребаемые в бессмертные мифы, с неконтролируемойейей волей они сплетаются в умопомрачительные мозаики двусмысленностей. Театр марионеток в исполнении живых и синематограф комиксных злодеев(ек) напомаженных актеров(трис), в котором положительного героя(героиню) в комфортной обстановке невозможно найти. Показная жизнь легких путей не ищет. Жажда элитарности удовлетворяется блаженством от восхвалений с возблагодарениями. Имидж - все! Унавоженные коктейлем созвучий зрители вовлекаются и скупают еще больше бухла - в том и есть смысл культуробщепита. Осознание впитываемого не входит в программу- для ентого существуют заказные проплачиваемые прожекты. Поскольку зрелищность и осознание не стоят в прямой зависимости, действо сопровождается премиями британской академии, и рукоплесканиями "КуКу!" перед утраченными идеалами. Балом правит новизна и свежесть трактовок издревне протоптанных сюжетов. Печать горячей злободневности носит и самый главный миф человечества - христологический, как его промаркировал почтенный литератор Д.Быков.

Один из талантливых тружеников пера Быков в постпоттерианской пьеске усмотрел эволюцию христологического мифа (переложенного поттерианой в исполнении вымышленных волшебных детских персонажей), каким, мол, являлся бы мессия в повседневности плохим отцом и бюрократом. По эволюционной трактовке, с точки зрения Быкова, мессия родил чада целовеческие, тьфу, дитя за дитем, среди которых есть даже существо не мужского пола, но любовью обделил. Проблема отцов и детей не обошла и венценосца. Вскружилась голова Избранного от суеты бытовой, осточертело и очерствело сердце сына человеческого. Вот это есть то, что приписано пророулингским пером. Но мы помним, что истинным автором "эволюционного" видения является пастадобрый молодец Торн, а сама ясновидица Ро трудилась над "эволюционным" видением мифов о происхождении: кто от кого и с какими последствиями, как Аврам родил Исака и о корзинке с младенцем. В цепочке рождений истинных волшебников роль женщин малозаметна: о них напоминают лишь увядшие цветы, да и то многовато - в изначальном варианте и этого нет - чем не эволюция мифа о роли женщин? А эволюция потрепанной байки про корзинку заключается в подмене белого на черное: младенец выпал, и на ейное место во время качки и всеобщей сумятицы женской черной рукой подложили другого.

С этого и начинается, собственно, христологический миф: о пришествии спасителя в человеческом облике, о раздвоении сущности которого спорят ряженые в женские балахоны - чего больше в существе - бога или человека, разума или воли? В поттериане доктринальные вопросы не поднимаются и не затрагиваются - это же детская фентезийная сказка, а не индоктринационная притча. Поэтому вполне уместны предупреждения для озабоченных чистотой веры: текст ни в коей мере не относится к проблематике отправления культов и богопочитаний, идите лесом с достоинством и не обскорбляйтесь о несовершенство художественной словесности. Автор Роулинг, хоть и просклоняла сюжеты с жертвоприношениями и воскрешениями, с избранными и частями души истрачиваемыми, писала о волшебниках, эльфах и гоблинах, а не о святых отцах земли иудейской и двучастной природе третьего лица культа посмертного воздаяния. Феминанизация христологического мифа привела к очеловечиванию очкарика. И здесь рождается следующий миф.

Миф о том, что волшебники поттерианы - вроде бы как человеки. Мадам насаждает гуманные ценности западной цивилизации, измываясь над выдуманными сверхсуществами. За поттериану им постепенно отказывают в искусстве колдовства: сказка превращается чуть ли не в новеллу о приобретенном счастье. С заходом мадам ролшизой на второй круг очередные чудеса оказываются утерянными в гуманном будущем. Всем бы хотелось быть немножко волшебниками, по щучьему велению превращать печки в тачки, однако только весьма продолжительный труд и непрерываемое спаривание с самками превратил человека из неизвестного существа. Оленя полюбить не трудно, труднее воспитать семерых оленят. И в этом у поттерианы была притягательная сила: постепенными детскими усилиями, подвластными любому, добро вытесняло скорбь.

Миф о параллельности волшебного и биологического миров: если они и пересекаются, то только в детских сказках. Но так было не всегда, а только после открытия платформы 9и3/4 и до переформатирования поттерианы в американские комиксы. В поттериане маги связаны статусом секретности: нельзя им, как и всему волшебному, светиться в привычном мире. Что и вызвало ряд смешных казусов с раздвигающимися домами, Ж/Д вокзалами и автобусами посреди Лондонщины. До поттерианы волшебники жили среди людей и совершали подвиги по расчистке конюшен, творили вино из воды, благо что неотомизм полностью оправдывает святое дело. С коммерциализацией поттерианы по-американски волшебники уже зачищают от людей квартиры и города, претендуют на господство в пищевой цепочке. Вознесем благодарность оленю рогатому: через пару серий злодея упекут в его же собственную тюрягу, где и прикончит такой же злодей. Значимость места воскрешения: если воскрес в Израиле, то спаситель, а если в Голливуде, то вурдалак.

Миф о чистоте породы, кровосмешении, проходит через всю запаренную ролшизу. То, что считалось благородной голубой волшебной кровью, приобрело ореол проклятия и перерождения - современными средствами визуального сопровождения особенно впечатляюще для лицезреющей публики. Особо чистые оказываются отъявленными насильниками или вырожденцами до пресмыкающихся. Но только благородный царский род Давидов скрупулезно пропысывался в родоссловной мессии-спасителя, иначе каким боком воплотились бы пророчества о пришествии сами-знаете-кого? Тут и заканчивается "христологический миф" - разве может быть спаситель из земли британской, рода бледнолицых? Разве популяция волшебников страдает в плену римскоязыческом? Ныне любой телеканальчик проследит связь с целой деревней, вот только так и не обнаружит участие самого царя. Третий участник отнюдь не лишний.

Миф о жертвоприношении. Кто-то жертвует собой ради идеи и за надуманные или чужие грехи. И в поттериане совершается героическое самопожертвование ради изведения занесенной инфекции. Иными словами, если кто-то идет на героизм, это означает, что кто-то вовремя не сделал свою работу или выпустил брак, и вопрос заключается в том, как событие преподнести: в виде мифа, романа или справки по инвалидности, по которой расплачиваться будет общество. Поскольку каждому хочется свою жизнь несколько приукрасить и наполнить смыслом, то любой поступок ждет лишь своего расказчика. Создавайте о себе мифы - боги начинали именно так.

Миф об Иуде, будто бы в замысле предусматривалось предательство и поцелуй. Любому спасителю уготовано предстать пред властьимущими по навету, революционные преобразования в миросозерцании идут вразрез с царящим укладом. Тут дело решается через подбор правильных союзников: и на цезарей находятся свои бруты с символическими жертвоприношениями, а преобразования вполне могут принести и прибыль в соответствии с теорией прибавочной стоимости. По мнению Быкова, в поттериане роль Иуды досталась Снейпу. Благодаря своей самоотверженной безответной любви и сдержанному слову заслужил прощение и искупление. Посмертно.

Следующий миф связан с утеряным долголетием. Первочеловекам семитского происхождения приписывают баснословные числа: от 900 до 1000лет любвеобильной жизни без каких-либо специальных процедур окромясь подрезания крайней плоти и запрета свиноедения, жили они долго и счастливо и умирали в один день без последствий. Поттериана внесла поправочку: 150лет уже из ряда вон как чуднОе поведение, а 665 вообще ни в какие ворота - потребляющий химические субстанции субьект не жизнь влачит, а мучительное существование, мелкая подрастающая поросль должна воспринимать положенные на начало ХХIв 75лет как обыденный уклад, тем и довольствоваться, не пугаясь момента когда предшествующие поколения задвинут кеды. Почему-то за обезьяний уклад должны расплачиваться волшебники с умопомрачительными способностями. Чем это не эволюция ветхозаветной мифологии в сознании феминанисток?

Миф о величии по признаку половой принадлежности. Поскольку первочеловеком из глины описывается Адам, то ему и все ништяки в виде плодов и женщин. Любой уважаемый мужчина, как повелось, должен посадить дерево, построить дом и воспитать сына. Роль же женщины заключается дерево срубить, сжечь дом и воспитать дочь. Что и осуществляется в ролшизе: рубятся фамильные деревья, сжигаются целые города, вводится злодейка. Женская рука отчетливо прослеживается во всей "эволюции" по-поттериански, ведь важно не кто первый пашет, а кто последний описывает - а писучее первопервенство в ролшизе принадлежит мадам, - - Быков, одновременно огласовывая повышающуюся роль женщин и недостаточность женского надзора над мессией, припоминает такой литературоведческий миф, что человечество только для того и существует, чтобы божеству было что читать. Женский ум героический эпос богов переложил в детские сказки.
На мягком податливом материале - персонаже Дамблдоре - путем стыдливого опедричивания вводится толерастическая терпимость к унисексу - бесполости детской ориентации. Половая сегрегация с природного признака заменяется на социальный, чтобы детишки в половом вопросе следовали своим желаниям, а не природе, которая изредка может и ошибаться. Мама и папа становятся ролями в феминизированной донельзя цивилизации. Какая чУдная эволюция мировосприятия нежного антропоидного сознания!)) Абрам пакует чемоданы. - ты куда собрался? - Пора таки бежать! за мужеложство раньше казнили, потом только сажали. Теперь это стало модным. Значит завтра станет обязательным.

Миф элитарности, избранности целого народа. Идея фикс записного злодея Гриндевальда, вынесена в название второй ролинги под термином Преступления. Кому-то хочется править и иметь слуг, решать, кому жить, а от кого освободить квартиры и города. Недавно г-н Быков отметился тезой, будто бы советская интеллигенция не присоединилась к Гитлеру в борьбе против большевизма из-за его патологического преследования богоизбранного народа. Пришлось вскорости оправдываться, что его, Быкова, не правильно поняли и приписали чужие цитаты. В современности идея избранности по рождению эволюционировала в избранность по признаку массмедийной востребованности аж до жажды элитарности - не любой каблук утонет в махровости красной дорожки. Кто-то променаду со спектаклей заказывает, что на христологическом мифе задним числом отразится обновленной трактовкой, кто же победил в европейской гражданской войне. Сценарии пишут подставные канонисты, а роли разыгрывают комиксные злодеи, разделившие постель - целлулоидный мир вздрогнет от женского коварства.

Карикатура по сюжету о волхвах с дарами: Луна над свинарником, несколько фигур в странных одеждах.
Дамб, указуя на след в небе от светящейся точки: Золотой снитч привел нас к месту вскармливания нового Ловца!
МакГонагол, слегка почерневшая, косясь на домик Дурслей: Альбус, Вы уверены, что это место подходит?
У Хагрида в руках полная корзинка для пикника, Флетчер присматривается к автомобилю, тетка прижимает к груди пакет с кормом для кошек. Бартоломеус Крауч держит на поводке воздушный шарик - дементора.

Ссыльки по теме.
1. Быков в двух программах: "ГП и переписывание истории" и "ДмБыков в программе ОДИН".
"Пьеса — это более прямое действие, прямо в зрителя." ru-bykov.livejournal.com/2557259.html
echo.msk.ru/programs/odin/1821864-echo/
2. Быков "ГП и холодная война". "Мне кажется, что литература — это единственный смысл существования человечества." www.novayagazeta.ru/articles/2016/10/30/70356-g...
3. О, типа, Зильбертруде. "..есть одна черта интеллигенции, которую трудно не заметить: жажда элитарности.." sl_lopatnikov sl-lopatnikov.livejournal.com/1998975.html
4. Дмитрий Быков: Как можно было там увидеть реабилитацию фашизма? "Мне приписывают слова, которые я произношу как цитату,.." echo.msk.ru/blog/partofair/2355047-echo/

Ролшиза на тему евроислама: "Мусульманское святое семейство: непорочное зачатие 1, непорочное зачатие 2, непорочное зачатие 3.."

@темы: Бывает и хуже, Фантастические твари, ГПиПД

Comments

[McGrumbler]

Для разъяснения термина "Европейская гражданская война", сумятицы вокруг Д.Быкова, Гитлера, Власова, холокоста, коммунизма и ВторойМировой.

Апология сомнения

Максим Кантор
писатель, художник, философ
отвечает патриотам, обвинившим Дмитрия Быкова в симпатиях к генералу Власову и оправдании фашизма
Общество16:20 22 января 2019
www.novayagazeta.ru/articles/2019/01/22/79265-a...

Как это свойственно беспокойному таланту Дмитрия Быкова, он в очередной раз сумел поставить перед обществом такие болезненные вопросы, на которые отвечать неприятно.
Удобней шельмовать того, кто спрашивает, проще объявить вопрос недопустимым; ведь писатель тронул самое святое — войну!
Поскольку я полагаю, что самым святым для общества является не война, а напротив — мир, то считаю, что именно вопросы войны и нуждаются в подробном изучении. Вообще говоря, святым для любого организма является здоровье, а война — это, по определению, социальная болезнь, абсолютная беда и несчастье. И войну, как всякую болезнь, требуется анализировать всесторонне, чтобы знать способы лечения.
Дмитрий Быков в недавнем выступлении говорил о том, что ту войну, которую мы называем Отечественной, можно рассматривать как продолжение войны Гражданской, и этот поворот мысли вызвал в обществе шок.
Негодование, испытанное общественными трибунами от данного заявления, выражено несколько запоздало — поскольку теории затяжной гражданской войны уже без малого пятьдесят лет. Почему негодуют именно сейчас, загадка. Впрочем, сильные чувства многие таят долго, и лишь спустя время позволяют им вырваться на поверхность.

Концепция «европейской гражданской войны» существует помимо Дмитрия Быкова — возникла задолго до его выступления и давно является бесспорным достоянием историографии.

Внедрил этот термин в отношении военных действий 1914–1945 года немецкий историк Эрнст Нольте. Существует написанная им книга «Европейская гражданская война», переведенная на русский язык, в частности.

К данному термину Эрнст Нольте пришел в результате следующих событий.

Нольте опубликовал свой объемный труд «Фашизм в его эпохе» (мне кажется, более интересный, нежели финальная книга), который вызвал нарекания и даже последующую травлю историка (эта работа также переведена на русский). Нольте травили серьезно — серьезнее, чем сегодня шельмуют Быкова — хотя бы потому, что его обличителями выступали не телеведущие, но серьезные философы Франкфуртской школы — Адорно и Хоркхаймер. Дискуссия велась на страницах «Франкфуртер Алгемайне» — и франкфуртские оппоненты обвинили Нольте едва ли не в реваншизме, но уж в профашистских настроениях безусловно.

Фундаментальная работа Нольте и впрямь (если читать текст подряд и беспристрастно) объективизирует появление фашизма. То есть, до известной степени снимает сверхвину с фашизма, превращает его в обычное «историческое явление». В те послевоенные годы надо было иметь особый талант (или склонность к реваншизму, который усмотрели оппоненты), чтобы вот так сразу после событий отстраниться, дистанцироваться. Нольте сделал именно это — и был уличен.

Надо сказать, «Франкфуртер Альгемайне» давала возможность не только обличать и разоблачать, но позволяла отвечать обвиненному. Произошел обмен статьями. Нольте возражал и возражал обоснованно. Он утверждал, что не защищает фашизм, но лишь показывает объективную неизбежность возникновения такового. Дьявольская разница. Общественное мнение — а после войны в Германии оно было наэлектризовано — оказалось не готово принять спокойную аргументацию; социум был не на стороне Нольте — и его лишили возможности преподавать в университетах. Вплоть до самой смерти (ученый умер в возрасте 95 лет) Нольте в Германии не преподавал, не вел семинаров и не издавался — хотя преподавал, вел семинары и издавался в Италии.

Правды ради надо отметить, что его поддерживали в Италии правые круги, и Нольте (увы) это обстоятельство принимал. А что ему оставалось делать? Нольте был настоящий ученый, дискриминированный у себя на родине, — причем незаслуженно, от непонимания той проблемы, которую он поставил, — и ученому требуется некая отдача. Он принял предложение итальянцев.

Как пример вспомню судьбу Александра Зиновьева, которого неприятие «либеральной» интеллигенции буквально вытолкнуло в объятья правых патриотических кругов. Зиновьев выступал против компрадорства, а его поняли (точнее, захотели понять) так, будто он выступает против либерализма. (Замечу, что неолиберализм к либерализму Монтескье отношения не имеет, но в такие тонкости у нас вдаваться не принято.) И вот таким образом Зиновьев оказался в лагере едва ли не черносотенцев. Мне хочется верить, что живи Александр Александрович подольше, он бы сумел от этого морока освободиться, как он всегда это делал, идя поперек течения. Разумеется, он бы оттолкнул «правых», как когда-то сумел оттолкнуть последовательно и коммунистов, и неолибералов. Однако он умер, не успев этого важного движения мысли осуществить, и теперь от имени Зиновьева ведется проимперская геополитическая пропаганда («клуб Зиновьева» и т.п. площадки), не отличающаяся хорошим вкусом. Надо ли говорить, что Зиновьев ненавидел империализм и презирал имперство?
Схожая история произошла с Эрнстом Нольте. Его обвинили в реваншизме, в обелении фашизма. Добавило убедительности то обстоятельство, что Эрнст Нольте был учеником Хайдеггера. Мне довелось познакомиться с Эрнстом Нольте в последние его годы, и я слушал его рассказы об ученичестве — из первых уст. Нольте действительно был под обаянием Хайдеггера (как и многие либералы, и многие левые, и многие левые радикалы — вспомнить хоть Сартра).

В сложившейся вокруг него ситуации Эрнст Нольте не нашел иного ответа, как написать фундированный труд «Европейская гражданская война» и предложить объективный (как он считал) взгляд на события двух мировых войн, которые он рассматривал как одну — причем гражданскую.

Концепция Нольте состоит в том (и надо сказать, с тех пор эта концепция внедрилась во многие умы и стала достоянием многих, кто не подозревает о ее авторстве), что фашизм стал ответом на коммунизм.

Иными словами, геноцид по классовому признаку вызвал ответ в виде геноцида по национальному признаку.

Нольте описал, как коммунистическая доктрина и фашистская доктрина рекрутировали сторонников и как взаимная ненависть испепелила сердца.

Оговорюсь сразу, мне эта концепция «гражданской войны» не кажется убедительной.

То что эта концепция в истории существует, неслучайно — но не думаю, что классовый характер дискриминации (часто несправедливой) может быть сопоставлен с национальной дискриминацией. Мне представляется это подменой на видовом уровне: ведь банкиром всякий легко может не быть, если разорится, а вот перестать быть евреем невозможно. Собственно, я в данном случае разделяю точку зрения Адорно.

Однако считать это основанием для дискриминации ученого было бы в высшей степени дико. Нольте считал иначе, и его концепция «гражданской войны» существует.

Кстати будь сказано, мне несимпатична ни позиция Хайдеггера, ни туман, которым окутано его пребывание в Рейхе: в отличие от своего ученика Нольте, Хайдеггер был членом НСДАП, был замечен в антисемитизме (несмотря на долгую связь с Ханной Арендт) и совершил ряд бытовых несимпатичных поступков. Философия Хайдеггера представляется моральным релятивизмом — но это все же не повод считать Хайдеггера фашистом. Но одно дело — Хайдеггер, он исключительно хитрый казуист, эквилибрист и жонглер смыслами; что касается Нольте, тот был просто историком — причем буквалистом.

Будет уместным сказать, что сегодня точка зрения Нольте де факто стала общепринятой — как бы не было это неприятно советской/русской историографии и последователям франкфуртской школы. В частности, историк-конспиролог Суворов в книге «Ледокол» излагает примерно ту же самую версию событий, крайне вульгарно, но доходчиво. Не столь далеко от данной трактовки и версия событий Солженицына, и очень многих западных историков — в разной степени директивности они утверждают паритетность зол — коммунизма и фашизма.

Задача этой публикации не оспаривать данное утверждение, но лишь сообщить читателю, что это весьма распространенное суждение.

Когда Дмитрий Быков решил использовать термин «европейская гражданская война», он делал это (я уверен) без знания сочинений Нольте и всей предыстории вопроса, иначе избежал бы некоторых досадных ловушек.

Однако ничего предосудительного сказано Быковым не было! Более того, пафос его выступления был иной. продолжение см.ниже.

[McGrumbler]

Продолжение. Начало см.выше.

Мысль, высказанная Быковым касательно холокоста, который помешал русской интеллигенции солидаризироваться с Гитлером, не представляется мне кощунственной — это любопытная мысль — но просто я нахожу эту мысль неточной. Французской интеллигенции, например, лагеря смерти, в которые французы выдавали евреев, не помешали нисколько; холокост не остановил коллаборационизм, причем массовый. В Берлин, на поклон к Геббельсу ездили художники: и Дерен, и Вламинк, и Дюнуйе де Сегонзак и еще сотня имен, включая скульптора Бельмондо, отца известного актера. Коллаборационизм цвел повсеместно — и не так далеко по времени отстоял процесс Дрейфуса — и одинокие голоса Золя и Гюго тонули в криках ненависти. Дега, как известно, перестал общаться с Писсарро, потому что тот был евреем.

И неужели боль за еврейские жизни когда-то мешала большой европейской политике?

До сих пор засекречены цели полета Гесса в Англию, и вполне допустимо предположить, что проект мира, который вез Рудольф Гесс англичанам, снимал вопрос о холокосте. Возможно, отказ от того предложения и отказ от замирения Британии с Германией был до известной степени роковым шагом в отношении массового геноцида. Это своего рода «конспирология», разумеется, и я делюсь этим соображением (писал о нем лет десять назад в книге «Медленные челюсти демократии») только затем, чтобы сказать, что данный ход мысли возможен. И как же избежать таких подозрений? Гражданам не запрещено строить гипотезы и гадать, коль долго страны-победительницы — и Британия, и Россия — держат военные архивы засекреченными. Если власти желают избежать кривотолков, можно раскрыть архивы и показать, как было на самом деле, а в противном случае не стоит пенять на возможные предположения.

И если холокост не мешал европейской интеллигенции (я не говорю об отдельных случаях героизма и о жертвенных поступках праведников), то отчего он должен был мешать в России? Так ли мешал русской интеллигенции холокост?

Ведь не помешало же интеллигентам дело врачей. И уничтожение пресловутого «Еврейского комитета», и процессы космополитов — никого не обеспокоили.

Русская интеллигенция (как и французская, как и английская) легко принимает чужие жертвы. Сегодня, когда барки с африканскими беженцами отпихивают от берегов, странно ставить вопрос смирились бы с высылкой евреев на Мадагаскар (как и планировалось до Ванзейской конференции) или нет. Ну, допустим холокост бы отменили и всех евреев «гуманно» выслали на Мадагаскар — и что дальше?

Но вопрос Быков ставит не совсем так — ударение писатель ставит на антикоммунистическом пафосе вторжения; смогла бы антисоветски настроенная интеллигенция принять этот антикоммунистический пафос, не омраченный газовыми камерами?
Приняла бы русская интеллигенция Гитлера без холокоста? Смог бы антикоммунистический пафос в «европейской гражданской войне» (если принять наличие таковой) заставить забыть о насилии над границами Отечества?

Я в этом сомневаюсь, коль скоро даже Наполеона, значительно более симпатичного господина, нежели Гитлер, русская интеллигенция не приняла. И не евреи тому были причиной. Русская интеллигенция в юдофильстве замечена не была никогда, ни Розанов, ни Достоевский, ни Флоренский примерами юдофильства не являются, совсем наоборот (см. известную переписку Розанова с Флоренским по данному вопросу) — но разве они одиноки в своих антипатиях? Дело не в инородцах, не в черте оседлости. Дело в судьбе самого русского этноса.

Истребительная политика Третьего рейха касалась не только евреев, но и русских; и в первые же месяцы войны это сделалось очевидным. То была война, направленная на уничтожение и порабощение нации, — существует много документов, показывающих это. Думать, что интеллигенция (в той мере, в какой она представляет народ, а эта миссия всегда — за исключением последних лет — была амбицией русской интеллигенции) сможет принять эту истребительную, унизительную политику — на мой взгляд, ошибочно.

Другое дело, что некоторые эмигрантские круги политику Третьего рейха приняли; это особый разговор. И уж совсем иное дело судьба генерала Власова, которая сложилась так, как сложилась. Власов не был не только Красновым и Шкуро, он не был ни Курбским, ни Раскольниковым, ни Кориоланом. Им, как Кориоланом и Курбским, руководила и обида на власть, и ненависть к коммунистической диктатуре, и нормальная для всякого военачальника жажда славы, жажда большого шага и подвига — но дальше наступает принципиальное различие. Курбский, приняв предложение европейской коалиции (Польша–Литва–Швеция), вел войско «ляхов», а Кориолан в борьбе с Римом возглавил войско племени вольсков и желал именоваться «вождем вольсков». Иное дело Власов.

Генерал Власов повинен не просто в личной воинской измене (что является по всем нормам преступлением), но повинен прежде всего в том, что соблазнил сотни тысяч русских солдат нарушить присягу и сражаться против своего Отечества.

Это вовсе не случай Краснова, казачьего генерала, продолжавшего свою кампанию времен гражданской войны — правда, в сороковые годы уже в союзе с разрушительной диктатурой, и тем не менее это старое войско и старые счеты. Нет, в случае Власова все обстоит иначе — имел место буквальный соблазн юных душ, рекрутировали советских солдат, попавших в плен. Шла вербовка испуганных и растерявшихся, и этот соблазн привел солдат, поверивших генералу, к мучительной и унизительной казни или долгим лагерям, а их семьи — к жестокой и унизительной жизни. Причем сам генерал пытался бежать, оставив соблазненных им на растерзание. «А кто соблазнит одного из малых сих», как сказано в писании, — и далее по тексту.
Но ведь вопрос не в том, чтобы разоблачить Власова; приговор на этот счет произнесен давно. Вопрос стоит иной — как случилось, что сотни тысяч русских людей поверили ему, в то время как на их страну шел жестокий враг, как смогли они — молодые русские мальчишки — пойти вместе с этим врагом? То, что Солженицын, последовательно обличавший Сталина, обратил внимание на горькую судьбу Власова и власовцев — закономерно. То, что яркий талант Быкова неминуемо привел писателя к тому, что судьбу Власова (генерала, сражавшегося против своей страны, поскольку страной правит ненавистный режим) надо переосмыслить — это понятно. Ни греха, ни вины в таком ходе мысли нет.

Напротив, данный вопрос как всякий неудобный и болезненный вопрос надо приветствовать. Как случилось так, что огромное количество русских людей направило оружие против собственной страны, встало под знамена врага, причем бесчеловечного врага? Не один и два предателя — сотни тысяч. Как это замолчать? Какой же циничной должна быть власть в собственной стране, чтобы такое стало возможным. Что же надо такое сделать с собственным народом, чтобы он предал Родину — да, честных и преданных Родине солдат было в разы больше; но ведь и этих предателей очень много.

Ход мысли талантливого, пытливого, беспокойного человека, который подводит нас к таким вопросам — надо ценить. Вопрос возник вовремя — отрицать это трудно.

Наша Родина проживает сейчас совсем не лучшие времена, ведет дурные войны, иногда даже сама с собой — как иначе расценить боевые действия между украинцами и русскими, то есть между теми братскими народами, что еще вчера вместе боролись с нацизмом? И странно было бы не думать о том, что и где в истории нашей страны подтасовано, оболгано, искривлено — не думать об этом невозможно. Нет готовых схем, нет непреложных учебников — но всякий человек обязан на этот вопрос ответить самостоятельно: до какого предела терпеть гнет неправой власти? Однажды такой предел переступают — историки с ужасом должны констатировать тот печальный факт, что сотни тысяч русских мальчишек поверили искусителю. Их втянули в дурное дело, в грязное дело — но ведь сумели втянуть! Легко изобразить в кино предателя-власовца, одного-единственного негодяя. Легко шельмовать одного писателя за неудобный вопрос. Но когда речь идет о сотнях тысячах соблазненных и расплатившихся за соблазн, как здесь не задать болезненный вопрос:

почему они поверили злодею? Они что — все поголовно струсили, все до одного оказались гнилыми, все сотни тысяч? Или ответ сложнее?
Дмитрий Быков в своих размышлениях о Второй мировой войне просто выполняет долг русского писателя — ставить вопросы о существовании таких пределов.

А прав он или не прав, это будет судить наш потомок, который оценит наше больное время, и в свою очередь поставит болезненные вопросы.

от редакции
Редакция может не разделять точку зрения автора, но считает необходимым пригласить вас к дискуссии